vnevremeny

Не подаю я.
Да, наверное, это не по-христиански, но я не верю ни «самим мы не местным», потеряшим все документы, деньги и, заодно, существенный кусок совести, ни мамашкам, таскающимся по вагонам со спящими в тугих кульках тяжелым сном младенцам. Может быть, и не младенцы это вовсе? Я не знаю... Не доверяю скорбным девушкам, стоящим в переходах метро с удивительно стандартными коряво нацарапанными картонками «Помогите, умерли все, одна ращу троих братьев...». Безумно жалею рабски-преданных собак, пони, печальных осликов и худых лошадей, но никогда не даю денег «на корм животным» их жуликоватым нетрезывым хозяевам. Попробовала один, он же первый и последний, раз купить пакет приличного собачьего корма, за что получила в свой адрес полный набор ненормативной лексики, сквозь которую с трудом разобрала: «Деньги гони, мне самому жрать надо!»

...Я не подаю, я покупаю.

Покупаю пучок никуда не годного подвядшего укропа, перевязанного красной ниточкой. Потому что знаю, что продающая его с ящика у станции метро бабуля ездила ни свет ни заря на оптовку, торговалась из-за сэкономленной из пенсии пятерки с веселым, но хитроватым таджиком, а потом в закутке вязала эти хиленькие пучочки натруженными артритными руками...

Я «покупаю» едва угадываемую сквозь фальшивые вздохи древнего баяна мелодию «На сопках Манчжурии», которую в переходе под Якиманкой играет дед – по виду ровестник еще той русско-японской войны...

И мимо старушки, робко, молча протягивающей прохожим красные розочки, поштучно завернутые во вчерашнюю газету, я тоже равнодушно пройти не могу. Покупаю три, заплатив за них столько же, сколько стоили бы их роскошные голландские сестры в дорогой цветочной лавке, но не жалею об этом ни секунды!

А вот самих этих стариков мне жаль до слез: у них была трудная жизнь, у них не менее тяжелая старость. Но гордость и чувство собственного достоинства не позволят им просто стоять с протянутой рукой. Они были и остались труженниками. Я глубоко уважаю их. И храни их Бог...

***
Те маленькие красные розочки прожили у меня долго, дней десять...